Неточные совпадения
Скотинин. Ох, братец, друг ты мой сердешный! Со мною
чудеса творятся. Сестрица моя вывезла меня скоро-наскоро из моей деревни в свою, а коли так же проворно вывезет меня из своей деревни в мою, то могу пред целым
светом по чистой совести сказать: ездил я ни по что, привез ничего.
Остановился пораженный божьим
чудом созерцатель: не молния ли это, сброшенная с неба? что значит это наводящее ужас движение? и что за неведомая сила заключена в сих неведомых
светом конях?
От хладного разврата
светаЕще увянуть не успев,
Его душа была согрета
Приветом друга, лаской дев;
Он сердцем милый был невежда,
Его лелеяла надежда,
И мира новый блеск и шум
Еще пленяли юный ум.
Он забавлял мечтою сладкой
Сомненья сердца своего;
Цель жизни нашей для него
Была заманчивой загадкой,
Над ней он голову ломал
И
чудеса подозревал.
Андрий не без изумления глядел из своего темного угла на
чудо, произведенное
светом.
Одна была дочь матроса, ремесленника, мастерившая игрушки, другая — живое стихотворение, со всеми
чудесами его созвучий и образов, с тайной соседства слов, во всей взаимности их теней и
света, падающих от одного на другое.
Вот еще какие земли есть! Каких-то, каких-то
чудес на
свете нет! А мы тут сидим, ничего не знаем. Еще хорошо, что добрые люди есть; нет-нет да и услышишь, что на белом
свету делается; а то бы так дураками и померли.
—
«Что за диковина!» приятель отвечал:
«На
свете чудеса рассеяны повсюду...
«Что это за нежное, неуловимое создание! — думал Райский, — какая противоположность с сестрой: та луч, тепло и
свет; эта вся — мерцание и тайна, как ночь — полная мглы и искр, прелести и
чудес!..»
И вдруг неожиданно суждено было воскресить мечты, расшевелить воспоминания, вспомнить давно забытых мною кругосветных героев. Вдруг и я вслед за ними иду вокруг
света! Я радостно содрогнулся при мысли: я буду в Китае, в Индии, переплыву океаны, ступлю ногою на те острова, где гуляет в первобытной простоте дикарь, посмотрю на эти
чудеса — и жизнь моя не будет праздным отражением мелких, надоевших явлений. Я обновился; все мечты и надежды юности, сама юность воротилась ко мне. Скорей, скорей в путь!
С ее красой любви не знать, Бермята?
Не верю я. Таких
чудес на
светеНе слыхано. Природой неизменно
Положена пора любви для всех.
Не верю я. Но если правда, как же
Не гневаться подателю тепла?
Удвоим же старания исправить
Невольный грех. Ужли из берендеев
На мой призыв никто не отзовется?
Кому из вас Снегурочка милее?
Кто может в ней младенческую душу
Желанием любви зажечь, скажите!
Каких
чудес на
свете не видится, Natalie! Я, прежде чем получил последнюю твою записку, отвечал тебе на все вопросы. Я слышал, ты больна, грустна. Береги себя, пей с твердостью не столько горькую, сколько отвратительную чашу, которую наполняют тебе благодетельные люди.
Оттолкнувши вареник и вытерши губы, кузнец начал размышлять о том, какие
чудеса бывают на
свете и до каких мудростей доводит человека нечистая сила, заметя притом, что один только Пацюк может помочь ему.
За Киевом показалось неслыханное
чудо. Все паны и гетьманы собирались дивиться сему
чуду: вдруг стало видимо далеко во все концы
света. Вдали засинел Лиман, за Лиманом разливалось Черное море. Бывалые люди узнали и Крым, горою подымавшийся из моря, и болотный Сиваш. По левую руку видна была земля Галичская.
Василий Голицын, фаворит царевны Софьи, образованнейший человек своего века, выстроил эти палаты в 1686 году и принимал в них знатных иностранцев, считавших своим долгом посетить это, как писали за границей, «восьмое
чудо»
света.
Когда Микрюков отправился в свою половину, где спали его жена и дети, я вышел на улицу. Была очень тихая, звездная ночь. Стучал сторож, где-то вблизи журчал ручей. Я долго стоял и смотрел то на небо, то на избы, и мне казалось каким-то
чудом, что я нахожусь за десять тысяч верст от дому, где-то в Палеве, в этом конце
света, где не помнят дней недели, да и едва ли нужно помнить, так как здесь решительно всё равно — среда сегодня или четверг…
На другой день увидала она зверя лесного,
чудо морское при
свете солнышка красного, и хоша сначала, разглядя его, испугалася, а виду не показала, и скоро страх ее совсем прошел.
В та поры, не мешкая ни минуточки, пошла она во зеленый сад дожидатися часу урочного, и когда пришли сумерки серые, опустилося за лес солнышко красное, проговорила она: «Покажись мне, мой верный друг!» И показался ей издали зверь лесной,
чудо морское: он прошел только поперек дороги и пропал в частых кустах, и не взвидела
света молода дочь купецкая, красавица писаная, всплеснула руками белыми, закричала источным голосом и упала на дорогу без памяти.
— Однако,
чудеса на
свете делаются! — сказал наконец я, чтобы завязать разговор.
Мне казалось, что я целый вечер видел перед собой человека, который зашел в бесконечный, темный и извилистый коридор и ждет
чуда, которое вывело бы его оттуда. С одной стороны, его терзает мысль:"А что, если мне всю жизнь суждено бродить по этому коридору?"С другой — стремление увидеть
свет само по себе так настоятельно, что оно, даже в виду полнейшей безнадежности, нет-нет да и подскажет:"А вот, погоди, упадут стены по обе стороны коридора, или снесет манием волшебства потолок, и тогда…"
— Помилуйте, что может быть на
свете лучше? Гулять с вами — да это просто
чудо! Приду непременно!
— Да ведь это прелесть, — проговорила она медлительным голосом, — это
чудо! Я уже полагала, что таких молодых людей, как вы, на
свете больше не встречается. Дочь кондитера!
Учение это, по мнению людей науки, заключающееся только в его догматической стороне — в учении о троице, искуплении,
чудесах, церкви, таинствах и пр. — есть только одна из огромного количества религий, которые возникали в человечестве и теперь, сыграв свою роль в истории, отживает свое время, уничтожаясь перед
светом науки и истинного просвещения.
— Удалось сорвать банк, так и похваливает игру; мало ли
чудес бывает на
свете; вы исключенье — очень рад; да это ничего не доказывает; два года тому назад у нашего портного — да вы знаете его: портной Панкратов, на Московской улице, — у него ребенок упал из окна второго этажа на мостовую; как, кажется, не расшибиться? Хоть бы что-нибудь! Разумеется, синие пятна, царапины — больше ничего. Ну, извольте выбросить другого ребенка. Да и тут еще вышла вещь плохая, ребенок-то чахнет.
Карп. Что ж делать, сударь, будем исполнять. Мы и не то видали. Поживешь на свете-то, так всего насмотришься. Такие ли еще
чудеса бывают.
Каких-то, каких-то
чудес на
свете нет!
Мало ли
чудес есть на
свете!
То-то и есть, что я слепо верил тогда, что каким-то
чудом, каким-нибудь внешним обстоятельством все это вдруг раздвинется, расширится; вдруг представится горизонт соответственной деятельности, благотворной, прекрасной, и, главное, совсем готовой (какой именно — я никогда не знал, но, главное — совсем готовой), и вот я выступлю вдруг на
свет божий, чуть ли не на белом коне и не в лавровом венке.
Но есть всему конец на
свете,
И даже выспренним мечтам.
Ну, к делу. Гарин в кабинете.
О
чудеса! Хозяин сам
Его встречает с восхищеньем,
Сажает, потчует вареньем,
Несет шампанского стакан.
«Иуда!» — мыслит мой улан.
Толпа гостей теснилась шумно
Вокруг зеленого стола;
Игра уж дельная была,
И банк притом благоразумный.
Его держал сам казначей
Для облегчения друзей.
И скажи ты мне после этого, чего только, каких
чудес не может случиться вон в этой божьей хатке, что люди называют белым
светом?
В
свете ж вот какое
чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит
С златоглавыми церквами,
С теремами да садами...
За морем житье не худо,
В
свете ж вот какое
чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами...
И какое в
свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь
свет...
В
свете ж вот какое
чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
Каждый день идет там диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге —
И останутся на бреге
Тридцать три богатыря,
В чешуе златой горя,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор;
Старый дядька Черномор
С ними из моря выходит
И попарно их выводит,
Чтобы остров тот хранить
И дозором обходить —
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
И какое в
свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь
свет;
За морем житье на худо,
В
свете ж вот какое
чудо...
И какое в
свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь
свет;
За морем житье не худо...
Начинен всевозможными
чудесами флоры и фауны Старого и Нового
Света…
— Стой! — Затопало копытами по дороге. Остановились, слушают. Потопало, как лошадь, и остановилось. Тронулись они — опять затопало. Они остановятся — и оно остановится. Подполз Жилин, смотрит на
свет по дороге — стоит что-то. Лошадь не лошадь, и на лошади что-то чудное, на человека не похоже. Фыркнуло — слышит. «Что за
чудо!» Свистнул Жилин потихоньку, — как шаркнет с дороги в лес и затрещало по лесу, точно буря летит, сучья ломает.
И что видеть и слышать ему довелось:
И тот суд, и о Боге ученье,
И в сиянье мужик, и девицы без кос —
Все приводит его к заключенью:
«Много разных бывает на
свете чудес!
Я не знаю, что значит какой-то прогресс,
Но до здравого русского веча
Вам еще, государи, далече...
Еще не успел возвратившийся странник войти под кровлю отчего дома, как вся Сосновка сбежалась поглазеть на
чудо дивное, на человека, что пятнадцать годов в мертвых вменяем был и вдруг ровно с того
света вернулся.
Что это? Какое
чудо случилось на наших глазах? Ведь мы присутствовали сейчас всего только при родах женщины — при чем-то самом низменном, обыденном и голобезобразном! Это — неприличие, это — стыд. От чистых детей это нужно скрывать за аистами и капустными листами. Но коснулась темной обыденности живая жизнь — и вся она затрепетала от избытка
света; и грубый, кровавый, оскорбительно-животный акт преобразился в потрясающее душу мировое таинство.
— Господи, — прошептала Лидочка, — если бы я вдруг прозрела, я доказала бы ей, что и здоровые, зрячие дети могут иметь добрые сердца и не мучить других своими проказами и неуместными шутками. Но этого не может случиться. Я никогда не прозрею и останусь слепою навеки, потому что ни
чудес, ни добрых волшебников не бывает на
свете…
Иловайская удивленно вглядывалась в потемки и видела только красное пятно на образе и мелькание печного
света на лице Лихарева. Потемки, колокольный звон, рев метели, хромой мальчик, ропщущая Саша, несчастный Лихарев и его речи — всё это мешалось, вырастало в одно громадное впечатление, и мир божий казался ей фантастичным, полным
чудес и чарующих сил. Всё только что слышанное звучало в ее ушах, и жизнь человеческая представлялась ей прекрасной, поэтической сказкой, в которой нет конца.
Когда же в немом восторге слеза умиления прольется из глаз, упадет на сердце и освятит его, когда душа зарвется из пленной оболочки своей и запросится в мир
чудес и
света… тогда поймешь этот мир, несравненно более прекрасный, нежели оставленный тобою.
Многие
чудеса стали совершаться над могилою Ермака: сиял яркий
свет и пылал столб огненный.
Когда же в немом восторге слеза умиления прольется из глаз, упадет на сердце и осветит его, когда душа зарвется из пленной оболочки своей и запросится в мир
чудес и
света… тогда поймешь этот мир, несравненно более прекрасный, нежели оставленный тобой.
Они закружились вокруг молодой, очаровательной графини Конкордии, как мотыльки у огня. Комплименты, букеты, всевозможные маленькие услуги — все было пущено в ход этими паразитами чужого счастья, чтобы похитить у новобрачного его жену, это признанное петербургским
светом чудо красоты.
Разве на
свете бывают
чудеса!